Вместо новогоднего подарка сегодня третья порция вырезанных материалов «Энциклопедии военного дела» Дж. Фрая и П. Уркуарта. Она посвящена эпохе Зима-Деспота (ок. 25 100 д.б.я.) и состоит из двух частей: заметок путешественника, искавшего изображение Зима в Тионе, и эпической поэмы о Деспоте, написанной верлибром.

Авторская версия «Энциклопедиии военного дела», часть 3 — Зим-Деспот

Представляем третью из 12 статей, в которых будет впервые раскрыт материал, вырезанный из энциклопедии Star Wars: The Essential Guide to Warfare перед ее публикацией в апреле 2012 года. Каждый раздел предваряют краткие комментарии, в которых рассказывается, почему материал отправился в мусорное ведро.

ЗИМ-ДЕСПОТ

3-hsatll

Джейсон Фрай: Фанатом Зима-Деспота я являюсь еще с 1980-х, когда прочел об этом древнем правителе галактики на страницах романа Брайена Дейли «Хан Соло и потерянное наследство». С тех пор я никогда не упускал шанса дополнить историю Зима — от описания планеты Десерво в справочнике Wizards of the Coast «Геонозис и планеты Внешнего кольца» до «Атласа ЗВ». «Атлас» едва успел появиться на полках магазинов, как я начал работать над онлайн-приложением о Гегемонии Тион, месте обитания Зима.

Этим веселым хобби я продолжил заниматься в «Энциклопедии военного дела» — среди прочего, в книге есть первый рисунок боевых кораблей Зима. Однако, перечитав рукопись, я понял, что переборщил: она грозила превратиться в «Энциклопедию Зима-Деспота». Мне нравится эта придурковатая смесь «Гамлета», «Озимандия» и напыщенных английских дорожных заметок 19 века. Но, как часто бывало при написании энциклопедии, «внутримировое» эссе оказалось менее актуальным, чем более прямолинейное описание истории Зима, каких уже было немало.

* * *

Отрывок из «Путешествий среди странных звезд» Блейса Харанда

«Ради вечной памяти Зима, Чей кулак да охватит звезды и Чье имя да переживет само время».

Эти слова начертаны на изъеденном временем фасаде портала, ведущего в комплекс сокровищниц Зима на Деллате — сокровищниц, построенных в ожидании скорой добычи с планет хаттов. Просто сказать, что они пусты, значит упустить из виду тот печальный факт, что они никогда и не наполнялись.

Я прилетел на Деллат в поисках информации о Деспоте — очередной гость в длинной веренице туристов, ученых, охотников за сокровищами и любителей диковинок. Но цель моя была скромной. Я не искал «Королеву Ранруна», не пытался проверить гипотезу о координатах утраченной Астигоны. Я хотел увидеть нечто менее значимое, но тем более удивительное в силу самого своего отсутствия.

Я хотел взглянуть на лицо Деспота.

Кулак Зима действительно охватил звезды — по крайней мере, почти. А имя, которое помнят даже двадцать пять тысяч лет спустя, имеет приличные шансы пережить время. Но не существует ни одного портрета, изваяния или иного изображения Зима, в котором автор не старался бы самовыразиться в ущерб теме. Художники, исходящие из описаний в популярных голопостановках Пешослока, изображают Зима с обожженным лицом и торчащими из глазниц оптическими рецепторами боевого робота  – образ, безусловно, романтичный, но возникший спустя тысячи лет после смерти Зима. На картинах, в сенсориях и голотриллерах он предстает лысым, длинноволосым или бородатым, в величественном одеянии или в доспехах, с суровым или добрым взглядом. Он — всё и вся, а потому — никто и ничто.

Я прибыл в Тион в поисках портрета, оставленного современником – портрета, написанного рукой художника, чьи глаза видели живого Зима, принца пиратов, ставшего даритой юной галактики. Мне было безразлично, величественный это портерт или скромный, шедевральный или топорный. Интересовало меня сходство с оригиналом — то, что позволяет представить себе живого человека.

Над Баранкаром по сей день дрейфуют стальные спирали, некогда бывшие частию судоверфей Деспота, а ныне почерневшие от радиации и изъеденные бесчисленными микрометеоритами. Но ни одного образа Зима там не сохранилось. На Соруусе статуя Деспота возвышается над ареной, где не один гладиатор простился со своими мечтами, заливая кровью песок. Из исполинского кулака Зима исторгается тепловой луч, но сама статуя была отлита из полистали и собрана на Центаресе в правление канцлера Кирбата Неразумного. Так с неохотой сообщает гид,  желая положить конец моим расспросам. Он не подозревает, что преуспел даже слишком хорошо, открыв, что мне есть где продолжать поиски.

На Дравионе я узнал, что горные замки, где часто бывал Зим со своей свитой, все еще высятся на вершинах скал, хорошо сохранившись в холодном сухом воздухе. Но даже самые многообещающие из них оказались пусты – пусты, за исключением одного двора, где стоит пьедестал с каменными ступнями и лодыжками. Где же остальная статуя? Гид пожимает плечами, а мой вопрос о том, была ли это статуя Зима, он не удостаивает даже такого скромного ответа. Я не обижаюсь на его бесцеремонность: это все равно что спрашивать, куда прапрадедушка подевал свой любимый универсальный инструмент.

Парадные плацы на Дуинарбулоне — явная подделка, ни один из могучих копьеносцев Зима не маршировал по ним; на Кисмаано слова «торговец» и «мошенник» являются синонимами, так что не стоит даже пытаться что-то там искать. На Нусватте кронские уличные мальчишки бросаются в нас камнями, отгоняя от заросших сорняками Запретных Садов, и проводник говорит, что там все равно уже нечего смотреть. На Десерво под тусклыми лучами умирающего солнца корабли садатся в порту Джигани, выстроенном на древних колоннах, на реконструкцию которых пошли многотысячелетние нагромождения каменных обломков. Здесь можно увидеть иероглифы, цементные барельефы и бесчисленные стародавние редкости, но руны невозможно прочесть, а имен никто не помнит. Было ли в этом картуше имя Зима? А это лицо — не изображение ли Деспота? Нет ответа.

Наконец, на Аргаи, я иду прохладным вечером среди округлых камней первого дворца Зера1, вслушиваясь в пение птиц и жужжание насекомых. Воздух сырой и холодный; солнце село, и над головой слабо пульсирует в бесконечности туманность Индрексу. На этом самом месте стоял когда-то Зим и смотрел на ту же игру красок, и я думаю: наверное, ближе нам двоим — ученому и Деспоту — сойтись не суждено.

Но есть другой способ преодолеть бездну времени. Хотя здесь родился дарита, Аргаи не знала золотого века. Она практически не изменилась со времени Зера: это холодное и суровое место, где живут холодные и суровые люди. Бродя по улицам Са-Госты, я думаю: быть может, вот он — Зим. Бледный и сгорбленный, с длинными черными волосами, вечно хмурый. Или вот — оживленно жестикулирующий, со слюной в углу рта. Аргайцы — народец приземистый и неказистый, но крепкий и выносливый, более привычный к невзгодам, чем к роскоши. Нетрудно представить их в роли пиратов в рваных сапогах и рабочих рубахах, у каждого пара импульсных пистолетов в кобурах под перекрещенными патронташами. Вообразить их на борту медных баркасов с твердотопливными баками. В ту эпоху они выглядели точно так же, как сейчас. Так почему же Зим должен внешне отличаться от сегодняшних сынов Аргаи?

Удовлетворившись этим ответом, я ложусь спать. Следующим утром, едва мы выехали из Са-Госты, убогий наземный автомобильчик, который я нанял по умеренно грабительской цене, зашипел гидравликой и приказал долго жить, а водитель с безразличным видом приступил к вскрытию. В ожидании неизвестно чего я прислонился к древней каменной стене – и увидел, что за ней кладбище. По ту сторону гробокопатель разверз новую пасть в неподатливой красной глине; на носилках стоит дешевый гроб с проемом на петлях, ожидая, когда временный съемщик будет сброшен в яму.

Заглянув через стену, я обнаруживаю, что периметр кладбища усеян костями. Там и сям видны клочки истлевшей грубой ткани. Черепа выкопанных покойников глядят на меня – повсюду я вижу мертвую голову, бессмертный знак Деспота. И, наконец, я вижу его самого. Конечно, это не Зим – и все же это он. Ибо, когда душа отлетит, а плоть сгниет, не будет ли у всех нас такой же вид? С такими же пустыми глазами, такими же выцветшими костями вместо щек, таким же зубастым оскалом? Вот Зим, вот я, а вот вы, все мы похожи: Деспот и раб, победитель и побежденный, — мы неотличимы друг от друга и вечны.

ИСТОРИЯ СОЛДАТА: «БЛЕСК КИИРИЯ» (ИЗ «ДЕСПОТИКИ»)

Джейсон Фрай: В конце 2009 года сайт StarWars.com подарил миру «Неделю Зима», во время которой был опубликован мой очерк о Гегемонии Тион. Но то был всего лишь разогрев перед «Деспотикой» Майкла Когге — безумным калейдоскопом поэзии, древнегреческой трагедии и разговорного жанра. Для «Энциклопедии военного дела» я попросил Майкла написать новую часть «Деспотики», что он любезно сделал, но в итоге мне пришлось сказать ему, что поэму пришлось вырезать по той же причине, которая сгубила эссе Блейса Харанда. И я очень счастлив, что могу, наконец, обнародовать ее.

Если вам понравится эта поэма, то у Когге есть еще много классного. Он пишет потрясающие статьи для журнала Star Wars Insider, в этом месяце Alterna Comics издает его эпопею на римскую тему в стиле «меч и сандалии» — Empire of the Wolf , и можете также заглянуть на его личный сайт.

* * *

Кэшированная копия статьи с бывшего сетевого сайта Университета Руурия, автором которой считается профессор С.В. Скинкс, почетный декан департамента истории (по состоянию на 11 г. п.б.я. ссылка не работала).

3-xim-ships-400x510

АСЕНЕК
593-244 гг. д.б.я.

Примечание: издательство, выпускающее «Читателя Деспотики», отказалось публиковать этот материал, остерегаясь популяризовать автора, которого всюду слишком сильно презирают, чтобы его произведения могли считаться серьезной литературой. Я опубликовал этот монолог на своем сайте не с целью рекламы Асенека, а для того, чтобы читатель мог сам оценить его достоинства, правдивость и красоту.

Исследования межрасовых предубеждений, которые делаются со времен Изначального Света, неизменно отмечают одну удивительную закономерность: большинство населения галактики, по-видимому, испытывает врожденное отвращение ко всем брюхоногим моллюскам. Этой нетерпимости не лишены даже глашатаи либеральной мысли — литературные критики. Спустя семьсот лет после смерти прославленного хаттского драматурга Диреус’пеи многие обозреватели все еще с пренебрежением относятся к любой достойной работе, написанной «слизняком».  Крокский поэт Асенек — представитель исчезающе редкой, но, по-видимому, миниатюрной (и более слизистой) расы, подобной хаттам, — пользуется еще более дурной славой. Ни одного автора в цивилизованной галактике не запрещали так часто (и так рьяно), как Асенека Кракулльского.

Но дискриминация — не единственная причина этой повсеместной цензуры; создается впечатление, что поэмы свои Асенек писал в основном для того, чтобы вызывать тошноту, отвращение и гнев. В своих стихах он воспевает радость мщения, смакует кровопускания, увековечивает злодеяния тиранов и живописует сожженные радиацией пустоши как земли захватывающей красоты. Превосходя всех писателей галактического канона в мизантропии и ненависти, Асенек является великим поэтом тьмы — по слухам, его тома нашли себе место на полках библиотеки самого Императора Палпатина.

Учитывая любовь Асенека к злодеям, может показаться, что дьявольскую легенду о Зиме-Деспоте в качестве темы очередной поэмы ему порекомендовали прямо в сталбрингионских адах. Однако «Блеск киирия» — единственный вклад поэта в корпус произведений о Зиме, известный под названием «Деспотика», — не похож ни на одно из его творений. Этот драматический монолог одной из дуинарбулонских «Звездных копьеносиц», написанный, как полагают, во время продолжительных предсмертных корчей крока, отражает характерное асенековское преклонение перед тиранами, но в то же время наполнен чувством обреченности и печали — осмелимся сказать, романтичной. Безымянная героиня поэмы, ликуя от того, что ей довелось сражаться за своего «любимого» Зима во второй битве при Вонторе2, открывает для себя горькую правду, когда Зим и его войска улетают восвояси, использовав «Звездных копьеносцев» для отвлекающего маневра, пока они выкачивали киирий из рудноносных жил Вонтора.  Мрачный вывод, к которому воительница приходит к концу поэмы, выглядит как ересь по отношению к беспрестанной злобе, пропитывающей другие поэмы Асенека. Некоторые критики заявляют даже, что «Блеск киирия» — вовсе не произведение Асенека, а ловкая подделка какого-нибудь поклонника, пытавшегося представить своего любимого поэта в более выгодном свете. Согласно недавно появившимся слухам, поэма входила в старинный безымянный том, найденный при раскопках Великого дуинарбулонского мавзолея, однако возглавляющая археологическую экспедицию Генриетия Антиллес такие утверждения отвергает. Более утешительное толкование состоит в том, что злобный крок к концу своей наполненной ненавистью жизни увидел-таки слабый проблеск света.

Асенек Кракулльский

Блеск киирия

(перев. с тунданского: Киекал Ззо)

I

Зим — голодные синие глаза, сильный кулак, крохотный робкий т’иин-т’иин,
вот символы моего владыки, моего любимого,
моего деспота,
вышитые на киириевом плаще, что лежит поверх моей ионной кольчуги.
Их вид заставляет легионы врагов бежать
от огня собственных лазеров
и согревает меня холодными ночами,
когда звезды безмолвны.

Зим — никогда я не видела тебя во плоти, хотя все твои желания — мои,
ибо ты понимаешь неутоленные амбиции,
понимаешь малых сих,
понимаешь, что мы должны грабить, чтобы возвыситься,
ведь их добро — это чужое добро,
которое украли.
Вселенная под твоим взором готова быть купленной по сходной цене,
Крон продался тебе, Барсег — жалкая букашка,
а теперь — на Вонтор,
неограненную мерцающую жемчужину, место хаттских игрищ,
которое станет твоим, и моим,
и нашим.

Зим — меня обручило с тобою копье,
выкованное искуснейшими из кузнецов Дуина,
рукоять его оплетена водорослями Раксана,
щиток на нем — киириевое зеркало, подобное моей броне,
древко его — кол для слизняков и всей их слизи,
острие его окроплено малкитом
и несет смерть всем, кто хочет
отравить
наш союз.

II

Вонтор — наконец! Мир пепла и золы
и жил золотого киирия,
сияющего из космоса
но тусклого на поверхности.
Так вот за что была первая проигранная битва?
За пригоршню камней, уносимых ветром,
за пыль,
ослепляющую пыль.
Но то, что выроют роботы, мы, копья, поклялись защищать,
платя за пыль кровью.

Дуин, что под солнцами Арбулона, почему ты вдруг мне приснился?
Уходи, кошмар!
Тревожные под лунами Вонтора,
боевые порядки выстроены, война ждет удара колокола,
и я в обятьях другой моей любви, моей первой,
они не живут долго.
Мир, не знающий пыли, его жемчуга — зеленые поля и цветы.
Трубы возвещают великие турниры, где завоевывают
и теряют славу,
флаги развеваются на ветру, толпы на ногах,
галдрианский мустанг едва послушен шпорам
и скачет на старого рыцаря, чуждого нашему возрасту,
его доспехи, дар герцога Десерво, — оскорбление,
его скакун, жеребец с Крона, — преступление,
его ухмылка полна ненависти к юным, к амбициозным,
к тебе, Зим,
и к нам.
Он изрыгает крамольные речи,
говорит, что сражается только за деньги,
заявляет, что ты не боле чем богатый хатт.
Это раздувает мой гнев и мою любовь,
и исход стычки решен,
его копье длиннее, мое короче,
ибо размер — что есть размер на войне, если не вес?
Ударило, соскользнуло, сломалось,
острие проходит, впрыскивает яд,
моя первая жертва, моя первая победа!
Ухмылка старика искажается в зеркале моего копья,
воздетого между двумя солнцами —
синими кругами, что напоминают мне о тебе.

Коссак…
мой желудок чуть не вывернуло на заре
при виде этого уродливого зрелища.
Как такое возможно, что у хатта синие глаза?
Что его плоть я вижу пред собою?
Но вот он — огромный, созывающий и облизывающий своих жаб,
пока солнце не высушило их слизь.
Бум! Бьют барабаны, звонит колокол,
армии маршируют в бой.
Я вскакиваю на своего галдрианца и мчу галопом,
чтобы кричать твое имя, моя любовь,
и насадить этого червя на копье.

III

Зим… неужели ты не слышал моего крика? Неужели ты не видишь мою кровь?
Звери они были, хищники, орда за ордой,
Джилурианские дервиши и киборреанские ездовые твари,
викваи без кос,
тысяча или больше пали только от моего копья,
теперь оно сломано, всего лишь палка,
водоросли расплелись, щиток треснул,
малкит, смешанный с антидотом, —
моя слюна.
А твои моторы ревели, ослепляя нас песчаными бурями.
Как мог ты бросить свои легионы, своих копьеносцев,
свою любовь
ради залежей пыли,
как мог ты?

Зим… кого я любила? О чем я мечтала?
Милая жизнь, плоть, изгрызенная дикими неками,
похищена.
Верни ее.
Кольчуга изодрана и выброшена, ионы не защищают от зубов,
подобно покрывалу, падает киириевый плащ,
и в зеркале
я вижу то, что видел старик.

Зим… твои глаза
никогда не были синими.

Star Wars Blog | Star Wars: The Essential Guide to Warfare Author’s Cut, Part 3 – “Xim the Despot”

  1. Отец и предшественник Зима, Филипп Македонский галактики ЗВ [↩]
  2. Зим трижды сражался с хаттами за Вонтор — планету, богатую минералом киирием, который использовался в оружейной индустрии. В первой битве флот Деспота был разгромлен в космосе, во второй были разбиты наземные войска, но корабли Зима смогли уйти с полными трюмами сырья. В третьей битве сам Зим попал в плен и окончил свои дни в рабстве [↩]

Читайте также: